StopHap | СтопХап 

Отправляясь с визитом к Инне Александровне Малковой, я и не предполагала, что услышу такую историю, историю, по которой смело можно писать сценарий и снимать художественный фильм. Столько в этой жизни было трагедии, боли, драмы, надежды, борьбы и любви… Скажу сразу, черные риелторы оказались ни при чем.

Инне Александровне далеко за 80. Живут они с супругом Вадимом Дмитриевичем вдвоем. Дома Инна Александровна ласково называет мужа «Дима, Димочка». Детей у Малковых нет, впрочем, как и близких родственников. До определенного времени со всеми жизненными неприятностями справлялись самостоятельно. Но, беда пришла внезапно. Действующий офицер МВД, преподаватель юридического ВУЗА Вадим Малков стал рассеянным, забывчивым.

«Димочка мне говорил, кто-то проходит, здоровается, а я вспомнить не могу, кто это и откуда я его знаю. На лекциях стал забывать о чем говорил несколько минут назад».

После детального обследования врач ведомственной больницы поставил Вадиму Дмитриевичу неутешительный диагноз – «Болезнь Альцгеймера». Малков был вынужден написать заявление об отставке.

«Лекарство принимает. Но они мало чем ему помогают. Он стал фактически беспомощным. Нет. Кое-что он конечно может. Чаю согреть, например. Хотя спалил уже три чайника».

Для помощи по хозяйству Малковы пригласили женщину – Екатерину. Она приходит к пожилой паре на несколько часов в день. Убирает квартиру, закупает продукты и лекарства, готовит еду, развлекает беседами, сопровождает Вадима Дмитриевича на прогулку.

Инна Александровна из дома почти не выходит. Возраст и болезни. Часто беспокоят боли в сердце. В конце июля этого года, когда Екатерина и Вадим Дмитриевич ушли на прогулку, пожилая женщина почувствовала себя плохо. Испугавшись сердечного приступа, Инна Александровна вызвала «03». Но вместо обычной фельдшерской бригады, по ее словам, в квартиру вошли санитары психиатрической помощи.

«Они вели себя вызывающе грубо. Я просила их изменить давление, снять кардиограмму. А они мне: «Собирайся бабка, там все измеряют».

По словам Инны Александровны, ее увезли в больницу едва ли не силой. Как потом выяснилось, госпитализировали Инну Малкову в психиатрическую больницу №4 им Ганнушкина.

Интеллигентная женщина, находящаяся в полном сознании, филолог по образованию, автор ряда статей в научных изданиях, оказалась среди старух с глубокой деменцией, женщин, страдающих алкогольной и наркотической зависимостью и грубого персонала.

«Я сразу сказала, что не съем там ни куска хлеба. Не сомкну глаз. И потребовала, что бы меня отвели к главному врачу.

Трое суток Инна Александровна провела в напряженном ожидании. В то время когда ее беспомощный супруг метался по пустой квартире из угла в угол.

«Он думал, что я умерла, а ему никто ничего не сказал».

На счастье Инны Малковой ей попался хороший врач. Он беседовал с женщиной несколько часов и пришел к выводу, что психически она совершенно здорова и может уйти домой.

«Он очень внимательно меня слушал. А я все говорила, говорила…Всю свою жизнь ему рассказала. Он, конечно, поразился, сколько всего мне пришлось пережить. Я ведь, деточка, репрессированная».

Память у Инны Александровны действительно, что надо. Она помнит все – имена, фамилии, отчества людей, которые встречались ей на жизненном пути. Даты, географические названия, события, которые пришлось пережить, надежно запечатлелись в «дневнике ее памяти». Кажется, что она помнит даже рисунки на обоях в ее комнате. Слушая ее плавную речь изобилующую красивыми речевыми оборотами, рассматривая старинные фото, которые Малковы бережно хранят всю жизнь, как будто смотришь документальный фильм со множеством действующих лиц.

«Он назвал маму жидовкой и угрожал меня отравить»

Инна Александровна появилась на свет в Казани. В семьи Александра и Евгении Энгельгарт. Отец – поляк по национальности - инженер-химик, мама- врач, была еврейских кровей.

Жила молодая семья с ребенком в здании бывшей гостиницы в крохотной комнатушке-пенальчике.

«Эта комнатка некогда служила подсобным помещением для горничных. Они там переодевались и хранили инвентарь для уборки.  Комнатка настолько крохотной была, что туда помещалась лишь кровать родителей и плетеная корзинка, служивавшая мне кроваткой. Жили бедно. Родители много работали. Детских садов не было. Родители нашли мне няньку. Она была баптисткой. Часто брала меня с собой на собрания. Там мне давали вареную картошку и учили своим молитвам. Когда некому было присматривать за мной, я вышагивала по длинным коридорам и часто выходила в круглую залу. Там, у большого итальянского окна любила сидеть в кресле наша соседка – красивая бездетная женщина средних лет – Елена. Она была очень элегантной, носила такие капоты, которых  я отродясь не видовала. Ее муж работал тапером и подолгу не бывал дома. Она усаживала меня к себе на колени и угощала мармеладом и сахарным печеньем.

К ней часто приходили какие-то мужчины. О чем они говорили, я тогда не понимала. Но в их разговорах часто звучали имена Ленина и Троцкого. А потом, ее арестовали. Родителей тогда не было дома. Помню, как за ней явились двое мужчин в кожаных шинелях и куда-то ее увели.

Вечером явился ее муж – тапер. Он едва не вынес нам дверь. Кричал на маму: «Ты жидовская морда, донесла на мою Леночку. Теперь я отравлю твоего ребенка».

Перепуганная мама бросилась в участок. Но милиционер развел руками, сказал, чтобы мы от греха подальше уезжали.

Родители не стали рисковать и мы собрались в дорогу. Спустя много лет я узнала, что у тети Лены собирался некий политический кружок. Что с ней потом стало, я не знаю».

«Новая жизнь и ссылка»

Энгельгарты приняли решение ехать в Бобруйск к сестре Евгении Яковлевны. У родственников были кое-какие связи и они могли помочь супругам устроиться на новом месте.

«Нам выделили комнатку. Мама устроилась на работу в госпиталь. Папа – на гидролизный завод, заведовать химлабораторией.

В 1939 году я поступила в школу. Пошла уже полностью подготовленной. Папа много со мной занимался. Читать учил по газете «Известия», которую постоянно покупал. В то время, когда дети изучали алфавит, я бегло читала и быстро считала. Мне было скучно на уроках. И мне позволяли рисовать. А рисовала я хорошо.

А потом папу отправили в Саратов. Там открывался гидролизный завод и нужен был заведующих лабораторией. Тогда специалистов никто не спрашивал, согласны ли они ехать или нет. Партия сказала: «Надо». Взял под козырек и вперед.

Отец уехал. Мы с мамой остались. А через некоторые время отправились вслед за ним. Потихоньку на новом месте обустраивались. Я ходила в школу.  Папа работал. Мама устраивалась.

В один прекрасный день я вернулась из школы и застала отца плачущим. Никогда до этого я не видела его в подобном состоянии. Он лежал на кровати лицом к стене и сотрясался от рыданий. Когда немного успокоился, рассказал, что его не пустили на завод. Отобрали пропуск. Сказали: «Иди домой, за тобой придут».

Тогда свирепствовал жуткий антисемитизм, все были под подозрением. В советском паспорте существовал так называемый «пятый пункт», где отмечалась национальность. Папе туда вписали – «немец», если Энгельгарт, то значит немец. Напрасно он пытался объяснить, что он поляк. Его никто не хотел слушать. Советский Союз стоял на пороге войны с  фашисткой Германией. Какое еще могло быть отношение к немцам?

Отцу предстояла ссылка. Мама, поскольку она была медиком и могла работать в военном госпитале, могла остаться вместе со мной. Но, мы не могли жить друг без друга и приняли решение быть до конца вместе.

Мама взяла два маленьких чемоданчика, покидала туда кое-какое бельишко и мы отправились на вокзал. Без вещей, денег, в полную неизвестность.  В тот день, когда папу не пустили на завод, он должен был получить получку. Поэтому денег у нас почти не было. Разве что какая-то мелочь в кармане завалялась».

«16 дней ада в вагоне для скота»

«Людей было очень много. Мужчины, женщины, старики, дети. Нас погрузили в вагоны для скота. Не сказали куда нас везут и сколько дней предстоит быть в пути.

За все время пути нам не дали ни куска хлеба. Разрешали только погреть чайник. Но у нас не было при себе никакой посуды. Пока у папы была мелочь, мы покупали на станциях картошку. Когда деньги закончились, голодали.

В одном вагоне с нами ехала семья немцев. Родили, двое детей и племянница. Весь этот ад мы переживали вместе.

Когда мы отправлялись в ссылку, мама была беременна. Они с папой мечтали о сыне. От пережитого стресса у нее случился выкидыш. Наверное, она бы истекла кровью или погибла бы от сепсиса, но по счастью, наша соседка оказалась акушеркой. У нее была при себе бутылка спирту и серебряная ложка. Она велела мне крепко держать маму за руку. А ей велела: «Женя терпи. А то высадят нас прямо в степи». Заставила маму выпить спирту, прокалила на огне серебряную ложку и сделала «чистку» в таких условиях. Потом сказала, что это был мальчик. Иметь детей после этого мама больше не смогла.

Однажды, на одной из остановок, какой-то прохожий спросил у солдата, который нас охранял: «Кого везешь»? Он ответил: «Каких-то полит зеков». «Так расстреляй их и дело с концом», - предложил тот прохожий. Солдат ответил: «Не положено». Среди этих самых полит зеков большинство были женщины, старики и маленькие дети.

В этом аду мы провели долгих 16 дней. Привезли нас в Северный Казахстан. В Акмолинскую область. Это сейчас Казахстан цивилизованное государство. А тогда что? Бескрайняя степь и люди…Какие-то дикие были. Могли нужду прямо при всех на улице справить.

Выгрузили нас. Дали какой-то горячей баланды и сказали, что завра придут повозки и нас повезут дальше. Мы нахлебались этой баланды после 16 дней голода и уснули фактически на голой земле.

«Выход заказан»

Наутро, пришло несколько повозок запряженных мулами. Старики, дети и больные, ослабленные люди могли занять место в повозках. Остальным предстало идти пешком 90 километров.

Мы держали путь в Кокчетавскую область, где нам предстояло провести очень много лет.

Инна Александровна вспоминает, как тяжело было устроиться на новом месте. Ее родители, высококвалифицированные специалисты не могли найти работу. На них смотрели как на преступников, людей второго сорта. Чтобы не умереть с голоду Александру Энгельгарту пришлось рубить дрова для котельной, а матери – мыть полы в поликлинике. Но они были готовы на все, только бы их единственной дочери не пришлось голодать.

«В школе я прекрасно училась. Шла на золотую медаль. Когда пришло время сдавать экзамены, моя учительница посоветовала мне брать свободную тему для сочинения. Я написала о Лизе Чайкиной. Но медаль….Ее не хотели давать. Золото? Какой-то жидовке, ссыльной девке?

Но моя учительница умудрилась опубликовать мое сочинение в местной газете. Статья вышла на целый разворот. Она сказала: «Дойду до РОНО, но медаль она получит».

Золотую медаль Инна Александровна до сих пор бережно хранит в маленькой красной коробочке. Там же, серебреная, полученная Вадимом Дмитриевичем по окончанию кадетской школы.

«По окончанию школы встал вопрос, куда поступать. Нам, ссыльным было категорически запрещено покидать пределы Кокчетавскую область. А значит никаких перспектив».

По словам Инны Александровны, каким-то чудом в ее паспорте не было никаких отметок о ее статусе. Благодаря помощи влиятельного знакомого ей удалось подать документы в Казанский Университет. Она вырвалась. Но учиться должна была не просто хорошо, а отлично. Чтобы оправдать высокое доверие, которое было ей оказано.

«Я жила на квартире и все время училась. До глубокой ночи просиживала в «читалке». Денег не хватало. Я не доедала, худая была как глист. Поле первого курса решила поехать к родителям отъедаться. Это едва не стоило мне свободы».

Инна Александровна вспоминает, возможно, по доносу кого-то из соседей за ней пришли люди из МГБ (Министерство Государственной Безопасности СССР). Без объяснения причин ее увели. Трое суток допросов. Без еды, воды, ночи в холодной камере на каменной полу.

«Это была настоящая пытка. Они кричали. Говорили, что я незаконно покинула приделы области. Угрожали, что мне грозит 30 лет каторги. А потом просто отпустили. Спросили только: «Домой дойдешь»?

Переохлаждение сильнейший стресс сделали свое дело. Несколько дней девушка пролежала в забытьи с высокой температурой. Перенесенное воспаление сказалось на ее здоровье. В будущем, она так и не смогла подать детей любимому мужу.

Благодаря помощи все того же влиятельно человека Инна Малкова все же смогла вернуться в Казань и блестяще окончить Университет. Но, в то время, когда остальные выпускники получили распределение и разъехались, она осталась не  у дел.

«С такой отметкой в «пятом пункте» - еврейка (в свое время Малкова вписала национальность матери), меня не ждало ничего хорошего. Я безуспешно обивала пороги министерства. Но никто не хотел помочь. Но однажды ко мне подошел чиновник, низкорослый татарин и спросил: «Поедешь в Бугульму»?  Я чуть от счастья не расплакалась и ответила: «Да я хоть к черту на рога поеду». Так я отправилась к месту работы. Мне предстояло преподавать русский язык и литературу в «десятилетке». Папе разрешили меня сопроводить с моими вещами».

В последующем Инне Александровне много чего пришлось пережить. Не дожив до 52 лет, ушел из жизни любимый отец.

«Он сильно переживал и всю жизнь винил себя за то, что нам пришлось перенести».

Она забрала маму и вместе они переехали в Калининград. Инна Александровна занимала высокие посты, руководила целым издательством. Писала статьи в научные журналы. Вышла замуж за человека, который стал для нее надежной опоров по жизни. Вместе они прожили счастливую, достойную жизнь. Но печать пережитого  в юности кошмара, бередит душу до сих пор.

«Вот такую история я рассказала и врачу, который в тот же день выписал меня домой».

И все-таки, мне никак не давала покоя эта история с психиатрией. Как нам удалось узнать, диспетчер скорой не совсем верно истолковала слова пожилой женщины, ее жалобы на здоровье. Не желая брать на себя ответственность, медики отправили Инну Александровну к психиатрам.

Можно ли их в этом винить? Ведь зачастую, у многих из нас нет ни времени, ни желания, чтобы просто выслушать пожилого, одинокого человека, которому по сути ничего от нас не нужно. Только толика нашего участия…

Марина Ильина